Прощание с бизнес-ланчами

Шекспир духа

4 549

В середине 90-х, на заре своей еще что-то обещавшей карьеры, я работал персональным ассистентом и переводчиком молодого человека по фамилии Ылыджак. У него был заместитель, пожилой человек по фамилии Пастернак. Они отлично дополняли друг друга: молодой взбалмошный турок Эрман Ылыджак был сыном богатых родителей, мечтателем и прожектером, а Александр Борисович Пастернак — потомственным советским бухгалтером, мимо которого никогда не проскочит ни один, даже копеечный, расходный кассовый ордер. У Пастернака был один обычай: как бы ни складывались дела в офисе, в каком бы настроении ни находился «хозяин», как мы за глаза называли турка, ровно в 13:00 пожилой бухгалтер включал электрический чайник, вынимал из тумбочки у стола чашку с алыми маками и золотым ободком по верху, клал в нее чайный пакетик, доставал из потрепанного кожаного портфеля судок с бутербродами с колбасой и порезанным свежим огурцом и принимался обедать.

Все знали, что обращаться к Пастернаку в ближайшие полчаса бесполезно, потому что у него обеденный перерыв — и тут уж пусть весь мир подождет. Никогда до этого я не замечал, какой пронзительный и всепроникающий запах у свежих огурцов, и хоть бутерброды с колбасой и прочую сухомятку я по-настоящему полюбить так и не смог, но урок Пастернака запомнил твердо: обеденный перерыв — это святое.

Работать удаленно из дома мне нравится, но по нескольким вещам я скучаю, и обеденный перерыв — возможность вырваться из офиса на часок, посмотреть на людей, послушать их, поболтать с приятелем-коллегой не о работе, — безусловно, одна из них. Одна кавалерственная дама, ресторанный критик и гурман, как-то сказала мне, что бизнес-ланчи — низкий жанр для клерков средней руки, что ходить на них стыдно, ведь там экономят и на качестве, и на количестве продуктов, иначе заведению не заработать, да и ни одно уважающее себя заведение просто не станет с ними связываться.

Кто я такой, чтобы спорить с ресторанными критиками и гурманами, но я любил бизнес-ланчи, любил их искренне и теперь, в эпоху удаленки, хочу сказать пару слов в защиту этой уходящей натуры.

Во-первых, для меня, редкого посетителя ресторанов, бизнес-ланчи стали гастрономической школой: именно там я впервые попробовал суши и роллы, научился отличать пасту болоньезе от карбонары, а сациви от чахохбили (в грузинском ресторане неподалеку от офиса мы с коллегой как-то попросили после еды разбить нам 100 — рублей — по 50, чтобы оставить чаевые, и нам, натурально, принесли две по 50… рюмки чачи! Мы, конечно, выпили — и кто после этого скажет, что бизнес-ланч не приключение?).

Во-вторых, когда постоянно ходишь в какое-то место, то становишься завсегдатаем, тебя узнают, с тобой разговаривают, тебе даже, может быть, искренне рады, а чего еще можно желать в рабочий полдень, посреди трудного дня?

Чаще всего мы с моим другом и коллегой Димой ходили обедать в пивной ресторан через дорогу от нашего офиса. В ресторане этом была довольно посредственная еда (попадались, правда, отменные супы), неоправданно высокие цены и огромное количество официантов, которые в часы бизнес-ланчей, когда подешевевшие маленькие порции подавали на миниатюрных тарелках, чтобы они казались большими, сбивались в стаи и, казалось, вот-вот начнут от скуки играть в фрисби своими бурыми пластиковыми подносами в полупустых и мрачноватых залах с мебелью и стенными панелями темного дерева.

Зато среди этих официантов был Рафаэль, с которым за те пять-шесть лет, что я туда регулярно ходил, мы стали почти семьей. Он всегда говорил что-нибудь приятное, например «сегодня хлеб свежий» или «биточки не советую», и спрашивал, как дела.

Как-то он собирался с семьей в Египет, долго копил на «всё включено» и советовался с Димкой, который там несколько раз бывал, куда лучше поехать. Купив путевку, Рафаэль повеселел, рассказывал про сборы и жаловался на жену: «Она, понимаешь, так долго собирает чемодан, что мне уже никуда не хочется ехать. Пятый день один чемодан собирает! Всё ходит вокруг него, как будто жизнь свою туда складывает. Носки шерстяные сегодня положила. Зачем тебе, говорю, в Египте шерстяные носки? А она отвечает: “А вдруг?”»

В другой раз Рафаэль рассказывал мне, как ходил в театр: «Друг сказал, что там фестиваль и пиво наливают, дегустация, что ли. Правда, оказалось, что пиво всё кончилось в первый день, но всё равно хорошо сходили. Шекспир! Единственное, там актеры сели сразу за большой овальный стол и начали есть, прям по-настоящему — мясо режут, хрен, горчица. В общем, всё как на работе».

А потом друг мой Димка уволился, и я стал ходить на обед в одиночестве. Девушка на входе всякий раз встречала меня вопросом: «Вы один будете?» — и в словах этих слышалась сочувствие и надежда на то, что, может, у меня всё как-нибудь наладится и в другой раз я приду не один. Мне хотелось сказать ей, что нет, я ни за что не буду один, но вместо этого я кивал, она ободряюще улыбалась и, повернувшись на своих высоких каблуках, провожала меня — правда, уже не за огромный круглый стол, как когда-то, а за маленький, на котором с трудом помещалось первое, второе и компот.

В общем, это было грустно, и в пивной ресторан я ходить перестал. Но вскоре нашел другое кафе, где тоже были бизнес-ланчи, а официанты так же любили Шекспира.

Случилось это благодаря уличному зазывале, работавшему на ближайшем к нашему офису перекрестке. Вот, кстати, человек, которому смело можно доверить писать эпитафию бизнес-ланчам, когда они окончательно умрут. В любую погоду — в дождь, в жару и в лютый холод — он стоял на своем месте и агитировал прохожих зайти в ближайшее кафе. При этом он не пользовался ни мегафоном, ни микрофоном, ни записанным текстом — только голос, отточенные жесты и иногда мелкий реквизит.

Один раз, например, он притащил урну, поставил рядом и зарокотал: «И вот что я скажу вам: я не приемлю вашего равнодушия! Для него я заготовил это мусорное ведро! Ведь это вы работаете весь день, это вам нужен горячий обед в семейном кафе “Образ” от 290 рублей, поэтому к вашему равнодушию я не отношусь серьезно!»

Кафе, которое он рекламировал, действительно существовало. Когда-то оно было прибандиченным подвалом со своей клиентурой и ВИП-сауной (она, кстати, сохранилась, но теперь называлась спа), о чем напоминал просторный сортир с блестящим черным кафелем и огромным зеркалом по моде ночных клубов нулевых, а потом его купила, кажется, армянская семья, и там стало довольно симпатично и вкусно. На бизнес-ланче на экранах, развешанных вдоль стен, показывали кулинарное шоу Джейми Оливера без звука, интернет ловил плохо, зато можно было почитать.

Как-то девушка-официантка спросила меня, что я читаю. Я ответил, что книжку про Шекспира. «Про его самого?» — уточнила она. «Да, — говорю, — про него самого».

Мы разговорились, оказалось, что она кореянка, родилась здесь, потом уехала в Корею, а сейчас вернулась. «Шекспир, — сказала она, — да, но я не очень хорошо помню». А потом, когда принесла еду, говорит: «Я вспомнила! Быть (взмахнула супом) или не быть (взмахнула тарелкой с хлебом) — вот в чем вопрос! Я вспомнила!» — и засмеялась. Она жаловалась мне на сложный русский язык, особенно на приставки, признавалась, что не всегда может подобрать точное слово, а узнав, что моя книжка на английском, рассказала, что занимается по скайпу и учитель говорит, что у нее талант. Когда дошло до счета, я почувствовал, что она очень хочет сказать мне что-то приятное. «Я вспомнила, — говорит, — “Ромео и Джульетта”, мы в школе проходили. Он очень… очень душевный, ваш Шекспир! Это же правильное слово?»

Да, говорю. Это очень точное слово. Душевный.

Для бизнес-ланчей, по которым я скучаю, оно тоже подходит.

Иллюстрация: OlgaOzik / Shutterstock