«Археологи единственные на полном серьезе отвечают за свои действия»

Почему погребение или помойка — удача для археолога

9 682

Археологи Елена и Сергей Салмины занимаются историей Пскова, вместе работают в поле и в кабинетах. Михаил Лебедев снял их на раскопе в середине лета.

Сергей Салмин – Археолог
Сергей Салмин
Археолог

Сегодня археолог занимается тем же, чем и 200 лет назад. Он закрывает те прорехи в истории, которые существуют в письменных текстах. И нарратив, и документалистика всегда упускают важные детали. Классическая аналогия — Толкин не разу не упомянул, что у Арагорна были штаны. Археологи как раз ищут вот эти штаны Арагорна. Мы перекрываем то, что кажется зачастую естественным и понятным, тем, что было на самом деле. Почему долго не придавали значения раскопкам XVI и XVII века? Считалось, что они обеспечены материалами музеев, текстами, но, когда стали копать, выяснилось, что простой человек не ходил в одежде из Оружейной палаты, не пользовался посудой из Эрмитажа. Всё это было несколько другим. Мы получаем информацию о повседневной жизни, а также об экстраординарных случаях: например, мы раскапывали городские районы, погибшие при эстонском набеге 1212-го и литовском 1214 года. Археология позволяет собрать единую картину.

Зимой археолог пишет отчеты. Он единственный, наверное, кто сейчас на полном серьезе отвечает за свои действия, в отличие от строителей, а иногда кажется, что и космонавтики. Ну, может быть, так же еще, возможно, отчитываются палеонтологи и прочие люди «факультета ненужных вещей».

Если бы другие писали такие отчеты о своей работе, какие пишем мы, ничего бы не падало. Археолог дает полный отчет о каждом квадрате и сантиметре своего раскопа. Это полное техническое описание того, что было найдено, чтобы через 10 и 100 лет другой археолог понял, что мы делали. За основные выводы и трактовки обычно отвечает археолог, который копал. Мы фиксируем факты, но можем указать и свои мысли, комментарии — для связки и объяснения.

Но если человек начнет трактовать прямо то, что копает… Ну, он может увлечься! Иногда требуется быстро оформить свои мысли по какому-то предмету. В частности, для того, чтобы это не сделал кто-то быстрее тебя. А дальнейшая научная обработка (статьи, монографии) — уже другой уровень.

Как любая интеллектуальная и творческая деятельность, это конкурентная среда. Как и любое творчество, это работа на опережение. Это можно сказать о конкретной находке или раскопе.

«Археологи единственные на полном серьезе отвечают за свои действия»

Серьезные работы, конечно, пишутся на больших материалах, больших площадях. Над некоторыми темами мы работаем и по шесть, и по 10, и по 20 лет. В моем случае это средневековый город. Псков начал свое развитие раньше многих других территорий. В основном мы копаем научно-охранные раскопы, есть еще научно-исследовательские. Методика одна и та же, вторые делаются на деньги гранта или правительственный заказ, я выбираю место и копаю его. Научно-охранные — это как с патологоанатомом или стоматологом: что принесли, то и вскрываем, где дупло, там и сверлим. Поэтому любой археолог, который работает с научно-охранными раскопками, — многостаночник: мы же не знаем, на что нарвемся.

Мы совершенно не собирались влезать в раннесредневековые погребения, но на огромном раскопе оказался большой участок с могильником, а общую информацию о нем знаем только мы — те, кто копали. Естественно, это приходится доводить до определенной степени научного обобщения именно нам. Невозможно срочно вызвать специалиста по определенной эпохе. Поэтому археологи стараются работать в одном месте — невозможно знать всё.

Для археолога важно найти то, что объединяет информацию в единое целое. Например, у нас были два разных могильника, а потом на участке между ними были найдены еще погребения — и стало понятно, что это единый огромный псковский курганный некрополь. Или были находки железоплавильных горнов, потом были раскрыты большие площади — и стало понятно, что железо выплавлялось в товарных объемах.

Есть пример одновременно и находки, и открытия. Елена Александровна Яковлева наткнулась на камерные погребения в Пскове. Это был первый случай, когда на северо-западе Руси нашли погребения, имеющие русско-скандинавские черты. Это было важным свидетельством скандинавского присутствия на северо-западе Руси. Оно существовало, хоть и с большой оглядкой на Поднепровье.

Погребения — это пазловая точка, они многое уточняют, но не очень хорошо датируются. Люди женятся и хоронятся в более древних вещах, чем те, что носят. Например, фата уже давным-давно ушла из современной жизни, пару-тройку столетий точно, а в свадебных церемониях используется. Большинство людей в деревнях не носят костюма в повседневной жизни, но хоронятся в нем — чтобы предки узнали и не выгнали!

Другой пример археологической удачи — это помойка. Ее ценность в том, что она обычно формируется очень быстро, поэтому вещи в ней бытовали одновременно. Во-вторых, туда уходят вещи очень разного назначения, можно посмотреть, что ели и из каких горшков, какие в это время носили браслетики, пуговки. Помойка дает комплексную информацию, плюс там концентрируются находки.

«Археологи единственные на полном серьезе отвечают за свои действия»

Археология — наука про аккуратность. Со стороны человеку может клад показаться отличной находкой, но он очень редко несет в себе информацию. Отдельные вещи могут быть ценными и интересными, но они вырваны из контекста. Это история вещи, но не история Пскова или России. Поэтому если раскоп выкопан правильно, то всегда можно выяснить много информации. Чаще всего попадаются осколки керамики и кости. Вываренные коровьи челюсти, кости не разлагаются и часто использовались как дренаж, в качестве подсыпок под мостовые. По сути, все города — на костях.

Технологии, конечно, помогают в нашем деле, цифровые фотоаппараты позволили быстро и объемно фиксировать находки. Аэрофотосъемка, геомагнитная разведка широко используются. Когда дело касается погребений, некоторые находки отправляются на генетический анализ, в основном древние, о которых мало информации. Не всегда есть на это бюджет, но метод используется.

Археолог может работать на любой территории. У Лены, моей жены, есть отличное выражение: «выдавать действительное за желаемое».

Археология — она такая, софистическая, стоическая профессия. Для меня это, наверное, уже образ жизни.

Псков хорошо изучен, но лучше всего мы знаем про XV–XVII века — момент расцвета Пскова. Когда он приканчивает своего главного врага и брата — Новгород. В 1494 году Иван III закрыл ганзейский двор в Новгороде. Ганза получала огромные прибыли. Пока это проходило в рамках самостоятельного Новгорода, новгородский олигархат набивал свои карманы. Там, собственно, не было, в отличие от Пскова — города пограничного и из-за этого дружного — никакой демократии. А поскольку Иван Васильевич был человек государственного мышления, его интересовали не только его личные карманы, но и государственная казна. Поэтому все преференции были отменены. Как результат, двор закрывается, Ганза накладывает эмбарго на торговлю с Русью, но не торговать не может. Дерпт говорит, что у него отдельное соглашение с Псковом. Нарва вообще не входит в Ганзейский союз. А во-вторых, Псков слишком неприятный сосед, псковичи могут обидеться и начать грабить Ливонию. Рига и Таллин какое-то время смотрят за этим с завистью, в конце концов объявляют, что Псков — это не Русь, и начинают торговать тоже. Ганза смотрит на всё это и начинает торговать с Псковом. Новгородцы привозили товары в Псков, писали их псковскими. Псковичи наверняка имели с этого какой-то гешефт.

А дальше происходит общеевропейское изменение, водные пути становятся менее важными по сравнению с сухопутными. Псков оказывается в удачном месте в удачное время. И становится самым крупным торговым центром в Западной Руси. Псков всегда был сам себе и столицей, и крепостью и в общем-то имеет самую устойчивую границу в Европе. Всего на 30 километров она двигалась туда-обратно за полторы тысячи лет.

Елена Салмина – Археолог
Елена Салмина
Археолог

Здесь, судя по всему, был «ледник». Смотрите: есть желтый, природный песок и вот мы видим серо-черную часть, значит, здесь была яма, которую впоследствии засыпали.

А яма-то откуда взялась? Когда-то, судя по находкам веке в XVI, кому-то потребовался подвал. Яма глубокая, им нужна была прохлада, значит, скорее всего, хранили что-то пищевое — холодильник, одним словом. Имеет ли это отношение к стоящей рядом церкви? Вполне возможно: она возведена в XVI веке.

Расположение в координатах север — юг тоже сходится, дома всё-таки строятся более-менее параллельно. И этот летник более-менее параллелен, почему бы там не держать припасы, соленья, квас.

Вот чем во время раскопок надо заниматься: представлять, как жило это строение. Подвал или ледник может быть местом с находками. Девяносто девять процентов того, что мы находим на городском раскопе, — это то, что люди выбросили осознанно: разбитая керамика, кости. Мы точно так же сегодня выбрасываем — окурки, обертки, сломанные вещи, технику. Также мы находим и то, что потерялось. Например, девушка шла и сережку обронила, ребенок игрушку потерял. Основные находки — это то, что выбросили, или то, что потерялось, но не очень важное, чтобы искать. Летописцы писали о главном, а мы работаем с повседневностью.

Текст, фото: Михаил Лебедев
Корректор/литредактор: Варвара Свешникова