Работа, которую я никогда не укажу в своем резюме, — новые истории

Когда мне было 14 лет, я разбил телефон одноклассника в драке, обычный кнопочный телефон. Мой отец был жестким ровно до той степени, что я сам три каникулярных дня ждал родителей друга у дверей нашего дома, только бы они не пересеклись с моими. В общем, мне удалось их перехватить и узнать, что я могу сделать, чтобы уладить конфликт. Они попросили безумные для меня, пацана, встречающего нулевые в небольшом городе, три тысячи на новый. Я отдал 500 рублей заначки и обещал отдавать столько же каждую неделю, пока не возмещу долг. На стрессе побежал в центр города, к баннеру «Работа для молодежи», мне сказали, что как раз какой-то Витек забухал, выдали его костюм Микки-Мауса и пачку листовок с приглашением в тир, пообещав 250 рублей за несколько часов. Помню, что обливался потом и из-за дурацкого костюма, который не пропускал воздух, и из-за ужаса, что кто-то меня узнает по убитым серым кроссовкам.

Два часа я раздавал листовки, а потом к тиру подошли мои друзья со двора. Мы вместе раньше угорали с людей в костюмах мультяшных героев, а теперь я был одним из них. Не то чтобы у меня была совсем гопническая компания, но всё-таки подростки, и не из самых примерных кругов. В общем, когда Славик слегка пнул меня по икрам, я рефлекторно ответил, причем значительно сильнее. Меня окружили мои же друзья. Конечно, я мог что-нибудь сказать собственным голосом и все бы разошлись, но тогда я не хотел даже представлять себе такого добровольного унижения и просто побежал. Меня отпинали, больше, конечно, для вида, на газоне. К счастью, не сняли голову от костюма. Работодатели, кстати, это видели, они даже извинились «за местных хулиганов», заплатили, но больше не позвали.

Следующий месяц я проработал разносчиком газет и закрыл проблему с долгом. Сейчас я работаю в крупной IT-компании, и, когда мы делаем что-то вроде ужина-вечеринки, коллеги любят обсуждать, кто с чего начинал. Я всегда бормочу про фриланс в студенчестве. Понятно, что это всё детские комплексы, но я до сих пор никому не рассказываю про те несколько часов в костюме Микки-Мауса. Даже друзьям, которые меня били, так ни в чем и не признался.

В 20 лет я получила стипендию на обучение в Лондоне. Сумма полностью покрывала саму академическую программу, на мне была оплата общежития и повседневных расходов. Никаких накоплений к тому времени у меня не было, так что, приехав, сразу перечитала все местные газеты и чаты о работе. Нашла работу, которая начинается в семь вечера, — обслуживание банкетов в ресторане при отеле.

Владелец разрешал устраиваться на работу нелегальным иммигрантам, так что там не шла речь о правах — могли снизить оплату вдвое или кричать за минимальную оплошность, жаловаться бо́льшая часть сотрудников не могла. Но в целом это был хороший вариант и для студентов — удобный график, много еды и нормальные деньги. На учебе я узнала, что почти никто из моих однокурсников не работает, — программа требовала очень плотных занятий. Я как-то не распространялась и про свою работу. В конце концов, у меня почти не было друзей и знакомых в Лондоне, чтобы испытывать стыд. Но однажды я разносила закуски на свадьбе и увидела за дальним столом своего профессора по биологии. Мне показалось, что завтра он вспомнит все неудачи по предмету и при всех скажет, что мне стоило бы получше выбирать, куда идти за деньгами на еду и автобус. Я убежала в кухню и стала переставлять блюда, это заметил менеджер и потребовал выйти в зал. Весь вечер я не приближалась к столу преподавателя и резко отворачивалась, когда он оказывался в поле зрения. На следующий день поняла, что он меня не видел.

А в целом это воспоминание очень расстраивает меня — получается, если ты сам прокладываешь себе дорогу и работаешь на стартовых позициях, то испытываешь стыд. Сейчас я работаю ассистентом преподавателя в том же колледже. Мне важно между делом говорить, что я начинала жизнь в Лондоне с работы официанткой; еще, кстати, продавала картофель фри, но это было в деревне, так что как-то не считаю это. Недавно один студент уточнил, в каком ресторане, и сказал, что сейчас тоже там работает. В классе на это никак не отреагировали, тогда я окончательно поняла, что вся атмосфера стыда была создана исключительно мною. Теперь всерьез думаю вернуться на эту работу дней на пять, когда буду летом в отпуске, чтобы уже окончательно завершить цикл.

На втором курсе журфака я пошла работать новостником в одну крупную редакцию. Официально название моей должности звучало «редактор ленты новостей». Сама работа не вызывала у меня неловкости — известное медиа и хорошая зарплата, но внутри коллектива всё подводилось к тому, что моя функция ничтожна и не совсем понятно, зачем я вообще сижу в редакции. В таких условиях и сама постепенно начинаешь думать о себе в том же ключе — и сталкиваешься с ощущением стыда.

Когда я только устроилась, у нас прошла общая встреча с руководством. Там говорили о рабочих планах на будущее и представляли новых сотрудников. Не назвали только меня. В тот момент я обрадовалась, так как не очень хотела публичных приветствий, но быстро поняла, как это затрудняет коммуникацию. Редакция позиционировала себя как горизонтальная, однако ко мне часто снисходительно обращались: «Послушай, новости». Увольняясь через семь месяцев, много раз получила вопрос: «А кем ты здесь работала?»

Я не ходила на общие вечеринки — коллеги обсуждали, как соберутся вместе и сходят куда-то, но персонально ко мне никто не обращался, тогда мне казалось неправильным самой проявить инициативу. Самым показательным было то, что на праздники директора и коллеги повыше рангом скидывались и заказывали еду. Из нашего новостного отдела туда никого не приглашали, однако после застолья приносили остатки и предлагали тоже угоститься.

В тот год я совмещала учебу, автошколу и работу новостником. Свое личное расписание составляла за неделю, чтобы понимать, попаду ли на экзамен — или мне надо передоговориться, получится ли попасть на урок вождения — или он сгорит. Расписание моих смен в редакции часто полностью менялось за полдня до начала рабочей недели. Расписание переписывалось под нужды сотрудников, которые дольше работали и считались выше уровнем. Сейчас сложно посчитать, сколько денег из-за этого я потеряла в автошколе и сколько получила неудобств в учебе.

Более того, пытаясь выяснить у коллег, работающих звеном повыше, почему так происходит, столкнулась с газлайтингом — мне сказали, что такого не могло быть, наверное, я что-то сама не увидела. Однажды я показала скрины первоначального расписания, тогда услышала недоумение, зачем вообще делать такие скрины. Даже в последний свой день в этой редакции я отработала 10 часов из-за заминки в расписании, хотя планировала поехать домой и отпраздновать увольнение.

Абсолютно точно я вынесла с собой решение четко расставлять границы и не терпеть подобного отношения к себе. Еще с тех пор я стараюсь работать в организациях, которые горизонтальны не только на словах. Я понимаю, что полная горизонтальность невозможна, но если все сотрудники будут получать одинаковое уважение, потому что вы работаете на одну идею и делаете одно общее дело, то никто не будет испытывать стресс и неловкость за свою должность.

В 10 лет я уговорил маму записать нас с братом в модельное агентство из объявления на школьном стенде. Младшего брата сразу взяли сниматься для каталога мебели, а мне позвонили только через полгода, пригласили на кастинг в рекламу. Помню, отбирали сразу на три разных сюжета, я больше всего хотел попасть в рекламу, где надо было проехаться на скейте, но меня взяли туда, где надо быстро и с аппетитом есть. Курица по центру стола была выставлена для кадра, а мы с «родителями и сестрами» должны были есть пюре и ножки из соседнего кафе. После съемок я как будто чуть-чуть прибавил в росте: мне стало гораздо легче за себя постоять, завел товарищеские отношения с теми, к кому раньше стеснялся подойти. Меня почему-то не покидала уверенность, что, когда реклама выйдет в эфир, я стану самым популярным мальчиком в классе, этаким ребенком из телевизора.

На деле меня встретили мелодией из рекламы и смехом. В той или иной форме это продлилось до конца школы, а рекламу, кстати, показывали совсем недолго. Эпоха, когда каждое видео сливается в сеть, еще не наступила, поэтому всё воспроизводили по памяти. Не то чтобы это было запредельно стыдно, но уже в 11 лет я точно понял, кем не хочу работать, когда вырасту.

_{Корректор/литредактор: Варвара Свешникова
Фото: allanw/Shutterstock}